Чем отличаются элиты Назарбаева и Токаева?

Сложившаяся критика о том, что элиты власти остаются неизменными, сохранялась на протяжении многих лет, особенно в период правления Назарбаева. Однако сейчас управленческая элита претерпела заметные изменения. Но можем ли утверждать, что это привело к улучшению качества управления? Многие эксперты выступают за привлечение бизнесменов и производственников в госструктуры. Но действительно ли они готовы принять участие в этом? На эти вопросы отвечает Майра Салыкова, председатель совета директоров Медиа-Систем групп.

– Как вы считаете, какие характерные черты отличали наши элиты до 2019 года и каковы изменения сейчас?

– Я бы разделила формирование элит при Назарбаеве на несколько этапов. В нулевые годы, будучи лидером, он столкнулся с необходимостью создания новых элит для формирования рыночной экономики. В 90-е он был открыт к формированию сильной команды, и это дало свои плоды: казахстанская финансовая система стала одной из самых продвинутых в СНГ, а финансисты и юристы занимали ключевые позиции в крупных квазигосударственных структурах, имея опыт в построении эффективных инфраструктур.
На тот момент влияние семей №1 только начинало проявляться, и их интеграция в систему госуправления только начиналась. Это был период младотюрков. Например, Нурлан Капаров, ставший главой Казахойла в 27 лет, уже имел опыт в торговле. Несмотря на критику, он быстро стал уважаемым государственным деятелем. Нурлан Балгимбаев, занимавший высокие посты в советской нефтяной иерархии, также получил уникальный опыт работы в Шеврон. Хотя со временем они стали частью системы, в целом это были настоящие бизнесмены.

Однако в нулевых все изменилось. Несмотря на разговоры о меритократии, в последние 15 лет этот принцип фактически исчез. В результате в начале нулевых министры могли меняться до трех раз в год.

– Как вы считаете, возможно ли повторить успех с привлечением бизнесменов в госуправление?

– Если говорить о меритократии, то этот принцип работает только в бизнесе. Например, когда глава крупной компании становится министром в своей сфере, его деятельность и деятельность его родственников начинают находиться под пристальным вниманием. Это нормально.

Необходимо установить договоренности, чтобы компании, связанные с министром и его родственниками, не участвовали в тендерах. В противном случае, даже если он формально передает управление активами, его компании могут участвовать в конкурсах.

В советской мобилизационной экономике министры проходили путь от главных инженеров до министров, занимая свои должности десятилетиями и демонстрируя конкретные результаты на каждом этапе. Сейчас же такая меритократия отсутствует.

– Вы также упомянули о разрыве институциональной памяти. В Казахстане нет проблем с разработкой государственных программ, но отсутствует институциональная память. Каждая новая команда министров начинает работу заново. Как решать эту проблему?

– Это важный вопрос, ведь когда речь идет об институциональной памяти, мы говорим о качестве государственного управления. Если в компании постоянно меняется руководство без механизма преемственности решений, она обречена на неудачу.

Корпоративное управление было создано для архивирования знаний и сохранения их, чтобы новые команды могли обращаться к ним. Ранее существовал институт ответственных секретарей, который должен был нести корпоративную память при смене команд, но сейчас этот механизм не работает.

Следует отметить, что проблема ухудшения качества государственного управления наблюдается не только у нас. Она наблюдается во всем мире. Важным моментом является принцип формирования управленческих элит. Управленец должен пройти все этапы профессионального роста и на каждом из них демонстрировать высокие результаты, зарабатывая признание отраслевого сообщества. Только тогда лидерство становится интеллектуальным и управленческим.

В бизнесе это отражается в росте стоимости компании, а в госуправлении – в повышении показателей отрасли.

И наконец, важны персональная ответственность и публичность. Я не люблю государственные программы, потому что за них никто не отвечает. В советах директоров квазигосструктур почти нет инженеров, только юристы и финансисты. Это неправильно. Контрольный пакет должен принадлежать физикам и инженерам, которые могут поднять компанию с нуля. Необходимо устанавливать индикаторы успеха и сроки выполнения. Но об этом никто не помнит как при назначении, так и при уходе с должности.

Дайте возможность, дайте меритократию, дайте честность, объясните, почему именно этот человек может управлять всей промышленностью страны, покажите его бэкграунд!

Сегодня наша элита отправляет своих детей учиться в технические вузы, часто за границей. Затем их дети, не имея производственного опыта, становятся руководителями в акиматах и министерствах. Как должно быть? Даже если человек окончил престижный университет, он все еще остается молодым и неопытным. Отправьте его в районный акимат, или еще лучше, на промышленное предприятие. Пусть там пройдет все ступени и покажет себя как лидер, за которым люди готовы следовать.

Но так не происходит. Они сразу становятся начальниками основных департаментов министерства, хотя им всего 22 года. Что они могут сделать для страны? Они умные и талантливые, но у них нет практического опыта.

– Вы упомянули публичность как один из принципов корпоративного управления. При Назарбаеве был установлен запрет на публичность для госслужащих. Почему этот запрет сохраняется? Что бы вы посоветовали нашей элите, учитывая ваш опыт мониторинга соцсетей и информационного поля?

– Мы не просто мониторим, но и анализируем этот процесс. Отсутствие публичности объясняется тем, что она была в моде в конце 90-х и начале 2000-х, но затем была запрещена. Это произошло, потому что сильные игроки, накопив капиталы, предпочли оставаться в экономике и скрывать свои политические амбиции.

С одной стороны, элиты не могли игнорировать публичность, так как люди с накопленным капиталом хотели общаться с властью на равных. Назарбаев этого не любил, поэтому назначения происходили по иному принципу – возник олигархический капитализм, который связывал крупнейших игроков с властными структурами. Это был своего рода союз между инвесторами и политическими руководителями.

Когда элиты избегают публичности, это говорит о том, что они не ощущают себя настоящими лидерами. Они не чувствуют легитимности, так как не имеют опыта работы на низших уровнях. Их отрасль не поддерживает, потому что они не знают ее, и она не знает их.

Если бы страной управляли настоящие лидеры, в кризисные времена люди бы понимали, что президент выбрал правильного человека, который не побоится выйти к ним и общаться без охраны, потому что он прошел с ними долгий путь и понимает их. И тогда ему поверят. Даже если он умный, но незнакомый, у него не будет авторитета.

– Вы исследовали соцсети по последним кадровым изменениям. Какова картина?

– Это связано с публичностью и управлением коммуникациями. Последние кадровые изменения вызвали огромный интерес не только среди госслужащих.

Мы наблюдаем, что там, где положительных отзывов больше, чем отрицательных, эти люди активно управляют коммуникационными потоками и СММ. У них есть команды, которые работают над улучшением имиджа. Однако настоящей органики в этом нет, потому что для этого они должны быть действительно публичными.

С другой стороны, есть фигуры с меньшим положительным откликом, что указывает на их профессионализм, хотя и не всегда успешный. Я считаю, что при назначении любого руководителя Администрация президента должна объяснять, какие достижения есть у этого человека на предыдущем месте работы, а не ограничиваться краткой биографией, которую необходимо читать с пониманием.

Я верю, что Казахстан остается страной огромных возможностей. Но зачем мне идти на должность в департаменте или заместителем в районном акимате? Моя карьера не будет развиваться, если на высоких постах уже сидят дети известных людей, которые, окончив международные учебные заведения, занимают высокие должности. Зачем мне это?

Я считаю, что это серьезное преступление против развития Казахстана. Это преступление против народа… Нужны честные правила.

Формирование элит имеет значение не только для них самих. В Великобритании современный король – опытный военный летчик, который служил в армии, как и его сын Чарльз. Без этого даже аристократы не имеют права управлять народом. Поэтому необходимо навести порядок в армии, чтобы не убивать солдат.

Они обучают своих детей внутри страны, что обеспечивает им качественное образование. Необходимо создать систему образования, которая будет побуждать элиты учиться и жить в Казахстане.

Поэтому многие не возвращаются – у нас отсутствует система меритократии.

– Были попытки, например, программа Болашак, но результаты оказались скромнее ожиданий. Что можно сделать для пересмотра системы?

– Вы упомянули Болашак. Аналогичная программа была реализована в Китае, где людей обязали возвращаться. У нас же это не сработало, так как их сразу ставили на высокие должности. Мой отец был отличником Института цветных металлов, который окончил и Кунаев, но он работал мастером на шахте в Жезказгане, живя в условиях, далеких от идеальных.

Болашакеров нужно было отправлять на нижние уровни, а затем наблюдать за их карьерным ростом. Необходимо было продумать их интеграцию в экономику и госуправление, но этого не произошло.

Теперь существует президентский резерв, и я знаю людей, которые туда попали. Один из них сказал мне, что не хочет продолжать работать в госуправлении, не из-за низкой зарплаты, а потому что не видит возможности пробиться наверх. Другой ушел из районного акимата, потому что «возраст проходит, а меня там не замечают». Сейчас он востребован в бизнесе.

– Существует фундаментальная проблема: коррупция, вызванная чрезмерным влиянием государства на экономику. Повышение зарплат чиновникам решит эту проблему?

– В Китае ежегодно расстреливают по две тысячи чиновников, но это не останавливает воровство. В Казахстане всегда боролись с коррупцией, усложняя закупочные процедуры и сажая министров, но это не дает результатов.

Я надеюсь, что технологии помогут в борьбе с коррупцией. Я рада, что цифровизация проникает в нашу жизнь, и теперь легко увидеть, сколько зарабатывает чиновник, его родные, откуда у них деньги на поездки или недвижимость в Дубае и Лондоне.